• 107016, Москва, ул. Неглинная, д. 12, к. В, Банк России
  • 8 800 300-30-00
  • www.cbr.ru
Что вы хотите найти?

Заявление Председателя Банка России Эльвиры Набиуллиной по итогам заседания Совета директоров Банка России 25 июля 2025 года

25 июля 2025 года
Выступление
Поделиться

Добрый день! Сегодня мы приняли решение снизить ключевую ставку до уровня 18% годовых.

Инфляция снижается, в том числе в устойчивой части. Потребительский спрос постепенно замедляется, кредит растет сдержанными темпами. Все это позволяет нам продолжить снижать ключевую ставку.

В основе замедления инфляции и возвращения экономики к более сбалансированному росту лежит именно жесткая денежно-кредитная политика. Поэтому, принимая дальнейшие решения по ставке, нам нужно двигаться осторожно. Важно сохранять необходимую жесткость в течение достаточно длительного времени, чтобы обеспечить устойчивое возвращение инфляции к низким значениям.

Перейду к аргументам сегодняшнего решения.

Первое. Замедление инфляции становится более выраженным.

С прошлого заседания мы получили полную картину за май и июнь и можем сказать, что текущие темпы роста цен в эти месяцы приблизились к 4% в пересчете на год. До 4–6% снизилось и большинство показателей устойчивой инфляции. Это произошло быстрее, чем мы прогнозировали. Годовая инфляция замедлилась до 9,2%. С учетом текущей динамики цен мы понизили прогноз до 6–7% на конец этого года.

Разброс темпов роста цен по основным группам товаров и услуг, а также по регионам несколько снизился. Но он еще значительно выше, чем в тот период, когда инфляция была низкой. В предыдущие месяцы нас беспокоил высокий рост цен на услуги, потому что он хорошо отражает динамику внутреннего спроса. Сейчас мы видим, что те рыночные услуги, цены которых меньше подвержены влиянию разовых факторов, стали дорожать медленнее. Например, медицинские и бытовые услуги. При этом и здесь, и особенно в сегменте общественного питания ценовое давление остается повышенным. На это влияют в том числе структурные факторы, в частности, изменение предпочтений потребителей в пользу большего потребления услуг, питания вне дома, а также внутреннего туризма.

Что касается непродовольственных товаров, то самый низкий рост цен здесь в сегментах электроники, бытовой техники, автомобилей. Цены на отдельные позиции даже снижаются несколько месяцев подряд, например на компьютеры, планшеты, технику для дома. Именно в ценах на товары длительного пользования наиболее сильно и быстро проявляются эффекты высоких ставок — как через сокращение потребительского кредитования, так и через укрепление рубля.

В мае — июне вклад в снижение инфляции внесло и замедление в отдельных волатильных компонентах потребительской корзины, таких как овощи и фрукты, туристические услуги.

В июле овощи продолжили дешеветь быстрее своей обычной сезонности, и это отразилось в последних недельных данных. Но месячный рост цен в июле в целом будет выше, чем в последние месяцы, прежде всего из-за повышения тарифов на коммунальные услуги. Помимо прямого, непосредственного вклада в инфляцию, у этого фактора могут быть и так называемые вторичные эффекты. Что я имею в виду? Значимый рост цен на чувствительные для людей товары или услуги может влиять на ожидания населения по инфляции в целом. А это отразится на их решениях о покупках и сбережениях и тем самым повлияет на общий рост цен.

Такой риск особенно важно учитывать, так как инфляционные ожидания остаются повышенными. В последние месяцы у населения они почти не менялись, а у бизнеса в июле даже чуть выросли, впервые за долгое время.

Подчеркну, что, хотя текущие темпы роста цен уже приблизились к 4%, необходимо, чтобы эта тенденция закрепилась.

Второе. Экономика.

Рост спроса постепенно замедляется и все больше соответствует возможностям экономики наращивать производство. Это один из основных факторов замедления инфляции. Производители снижают свои ожидания по увеличению спроса, особенно в потребительском сегменте.

Что касается инвестиционной активности, она остается высокой, в том числе благодаря государственной поддержке в приоритетных секторах. Мы ожидаем, что инвестиции вырастут в этом году, но темпы их роста будут ниже, чем в предыдущие два года.

Напряженность на рынке труда за последнее время несколько снизилась. Меньше компаний сообщают о дефиците кадров. Предприятия планируют более умеренные индексации оплаты труда в этом году. Однако текущие темпы роста зарплат в целом по экономике, по нашим оценкам, по-прежнему превышают темпы роста производительности труда. Безработица сохраняется на рекордно низком уровне.

Дефицит рабочих рук остается фактором риска ускорения инфляции. Если внутренний спрос снова начнет быстро расти без соответствующего повышения производительности, он быстро упрется в ограничения по трудовым ресурсам и будет в значительной мере уходить в рост цен.

Третье. Денежно-кредитные условия остаются жесткими, но по сравнению с июнем несколько смягчились.

Номинальные процентные ставки в большинстве сегментов финансового рынка снизились. Это произошло в результате понижения ключевой ставки и рыночных ожиданий по ее дальнейшей траектории. В реальном выражении снижение ставок было меньше, если учитывать замедление текущего роста цен. Жесткость неценовых условий кредитования в целом не изменилась.

Кредитование растет медленнее, чем в предыдущие два года. Тенденции остаются неоднородными по сегментам. Портфель потребительских кредитов продолжает сокращаться, ипотека и корпоративные кредиты умеренно растут. По нашим оценкам, на кредитную активность влияет более сдержанный спрос на заимствования, а не ограничение предложения кредитов, связанное с достаточностью капитала банков или макропруденциальными требованиями.

В целом годовой рост кредита экономике продолжает замедляться в соответствии с нашими ожиданиями, как и рост денежной массы.

Темпы увеличения депозитов населения немного снизились с начала года. Такое снижение темпов роста естественно по мере замедления роста денежной массы, кредитования и доходов. При этом мы видим, что привлекательность сбережений и интерес к срочным вкладам остаются высокими. Напомню, что, когда мы характеризуем модель поведения домохозяйств как потребительскую или сберегательную, мы учитываем не только депозиты, но и кредиты и соотносим все это с динамикой доходов. Оцениваем, какую часть доходов люди направляют на потребление, какую — на сбережения или погашение долгов, берут ли они еще кредиты для новых покупок. Если смотреть на все эти тенденции в совокупности, можно сказать, что сберегательная модель поведения сохраняется и склонность людей к сбережению остается на исторически высоких уровнях.

По мере снижения жесткости денежно-кредитной политики норма сбережения будет сокращаться, но это будет происходить плавно. Это значит, что сбережения населения продолжат расти, но меньшими темпами. И это соответствует задаче поддержания низкой инфляции.

Несколько слов о внешних условиях.

По сравнению с апрелем мы снизили наш прогноз по ценам на российскую нефть до 55 долларов США за баррель в этом и следующем году. Торговые противоречия между крупнейшими экономиками будут сдерживать внешний спрос, а рост добычи со стороны ОПЕК+ увеличит предложение нефти. В этих условиях мы также несколько понизили прогноз по экспорту и текущему счету платежного баланса на ближайшие два года.

При этом на курс рубля влияют потоки не только по текущему, но и по финансовому счету платежного баланса. Высокие процентные ставки поддерживают привлекательность рублевых активов в сравнении с иностранными для российских граждан и компаний. Это в сочетании с более умеренным спросом на импорт обеспечивает стабильность курса рубля, несмотря на некоторое сокращение экспорта.

Теперь о рисках для нашего базового прогноза.

Ключевые из них я уже упомянула: это риски со стороны инфляционных ожиданий и рынка труда. Здесь ситуация пока далека от той, когда мы могли бы сказать, что опасность ускорения роста цен миновала. Сохраняются риски ухудшения условий внешней торговли, прежде всего снижения мировых цен на нефть, а также геополитические риски.

В совокупности проинфляционные риски продолжают преобладать. Но, принимая решения, мы учитываем и дезинфляционные риски. Основной из них — более быстрое охлаждение кредита и спроса, чем мы ожидаем в базовом прогнозе.

Важной вводной для нашего прогноза остается бюджетная политика. Мы исходим из того, что в этом и в последующих годах будет выполняться бюджетное правило. В случае изменения бюджетных планов может потребоваться корректировка траектории ключевой ставки.

В заключение — о наших будущих решениях.

Мы находимся на пути возвращения инфляции к цели, но этот путь еще не пройден до конца. Уже есть первые результаты. Они позволили нам сегодня снова снизить ключевую ставку, плавно адаптируя степень жесткости денежно-кредитной политики к уменьшению инфляционного давления. Мы также понизили прогноз по среднему уровню ключевой ставки — до 18,8–19,6% в 2025 году и 12–13% в 2026 году.

Но возращение к цели не означает просто несколько месяцев текущего роста цен вблизи 4%. Оно предполагает устойчивое закрепление инфляции на низком уровне не только в фактических данных, но и в восприятии людей и бизнеса. В том, что мы называем инфляционными ожиданиями. Такой результат требует терпения, взвешенных решений, особенно в условиях, когда дезинфляционные тренды сформировались не так давно, а этому предшествовал долгий период повышенной инфляции.

Денежно-кредитная политика обеспечила разворот инфляции к снижению, и необходимо, чтобы она оставалась жесткой столько, сколько потребуется для устойчивого возвращения инфляции к 4% в 2026 году и закрепления ее вблизи этого уровня.

Спасибо за внимание!

Сессия вопросов и ответов

ВОПРОС (агентство «Интерфакс»):

Осталось ли еще пространство для дальнейших таких же широких шагов по снижению ставки в 200 базисных пунктов? Или вы предпочтете использовать шаги не более чем 100 базисных пунктов?

И в связи с тем, что ДКП смягчается, и в связи с тем, что вы сохранили прогноз по росту ВВП на этот год, правильно ли я понимаю, что вы не видите каких-то рисков в экономике в связи с жесткими денежно-кредитными условиями? И соответственно, не видите ли вы рисков ухудшения качества кредитных портфелей у банков и не обсуждаете ли сейчас варианты поддержки каких-то банков, в том числе крупных, или же, может быть, финансового оздоровления крупнейших игроков?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Что касается шагов, наших решений по денежно-кредитной политике, если вы посмотрите на наш прогноз ключевой ставки, то он предполагает, что до конца года на отдельных заседаниях возможно снижение и по 100, и по 150, и по 200 базисных пунктов, равно как и паузы. И здесь все будет зависеть от поступающих данных.

Но такая равномерная траектория снижения может быть при более убедительной картине стабилизации инфляции, инфляционных ожиданий на низком уровне и отсутствии новых инфляционных шоков. Пока мы предполагаем возможность разных шагов.

Теперь что касается рисков ухудшения ситуации в банковском секторе и возможности докапитализации банков. Мы не видим никакой необходимости в докапитализации крупных банков из-за некоего потенциального навеса плохих долгов. Банковский сектор – прибыльный. Напомню, что за первое полугодие прибыль – 1,7 трлн рублей. Это большие цифры прибыли. Это позволяет банкам поддерживать достаточность капитала, наращивать капитал. И реальная ситуация с проблемными кредитами лучше, чем иногда пытаются представить.

Мы видим, например, что в первом полугодии стоимость кредитного риска (это средний уровень отчислений в резервы от кредитного портфеля) далека от исторических рекордов – 0,9% в годовом выражении. Это нормальный исторический уровень стоимости риска для российских банков. Для сравнения я напомню, что в первой половине 2022 года он, например, превышал 3%. То есть это нормальный уровень.

В рознице отчисления ожидаемо выше – это где-то 3,4%, выше исторической нормы. Норма – около 2%. Но это не критично, потому что проблемные необеспеченные кредиты покрыты резервами на 90% – это большой уровень покрытия. В ипотеке покрытие меньше – 67%, но там есть качественные залоги.

И поэтому мы здесь не видим никаких рисков для банков. Капитал действительно распределен неравномерно по банковскому сектору, но это скорее скажется на темпах прироста кредита, которые банки будут обеспечивать.

ВОПРОС (агентство ТАСС):

Традиционно хотим знать, какие варианты рассматривались сегодня и обсуждалась ли корректировка нейтрального диапазона ставки?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Сегодня рассматривались в процессе обсуждения варианты снижения ставки. Не рассматривался вариант сохранения ставки. Рассматривались варианты снижения ставки: 100, 150 и 200, но предметно обсуждали варианты 100 и 200.

Про нейтральную ставку. В рамках подготовки Основных направлений денежно-кредитной политики мы рассматривали нейтральный диапазон, это было предметом анализа, но не нашли оснований для пересмотра сейчас уровня нейтральной ставки.

А.Б. ЗАБОТКИН:

В Основные направления пойдет базовый прогноз июльского заседания, который опубликовали сегодня. Это нейтральная ставка 3,5–4,5% в реальном выражении и 7,5–8,5% – в номинальном выражении.

И действительно, после рассмотрения всех факторов, которые будут более подробно описаны в Основных направлениях, никакого существенного обсуждения по поводу пересмотра нейтральной ставки не было.

ВОПРОС (РИА Новости):

Сегодня вы снизили ставку второй раз подряд. Ставки по вкладам и по ипотеке банки уже тоже начинают снижать и продолжают это делать. Как вы считаете, стоит ли уже тратить свои деньги со вкладов на ипотеку или еще рано, стоит подождать? Когда, в общем, стоит это делать?  

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Я каждый раз воздерживаюсь от того, чтобы давать общие для всех, универсальные советы, потому что ситуации у людей абсолютно разные. Потребность в ипотеке может возникнуть и возникает у людей, если им нужно расширить, улучшить жилищные условия, если они, допустим, накопили достаточный первоначальный взнос и не хватает небольшой суммы, которую они могут позволить себе взять в кредит даже по высоким ставкам. Разные ситуации.

И люди, конечно, сравнивают. И оценивают не только депозиты и ипотеку, но и возможности вложений на фондовом рынке.

Депозиты, на наш взгляд, останутся привлекательными еще долгое время, несмотря на снижение ключевой ставки, потому что мы будем снижать ключевую ставку постепенно, по мере снижения инфляции. И мы будем исходить из того, что ставки по депозитам будут оставаться выше инфляции, то есть они позволят обеспечить сохранность сбережений граждан от обесценения из-за инфляции. Но решение, конечно, будет принимать каждый.

ВОПРОС («Российская газета», Владивосток):

Почему в странах того же Запада огромный госдолг, но низкая инфляция и символическая ключевая ставка? Может быть, нам по этому же пути пойти: сдерживать инфляцию самыми жесткими методами, вплоть до уголовного преследования любителей задирать цены, снизить ставку до подъемного уровня, поставить на место банки с их неуемными аппетитами и напечатать денег по потребностям экономики?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Экономические законы все-таки работают несколько иначе. Они работают так: сначала высокие ставки побеждают инфляцию, а потом ставки становятся низкими. Попытки обойти эту закономерность – они есть, вы можете посмотреть, но они дорого обходятся. Это называется «нельзя ставить телегу впереди лошади».

Ставки сейчас низкие в тех странах, где, во-первых, низкая инфляция, а во-вторых – и, наверное, это не менее важно, если не более важно, – где люди уверены, что инфляция останется низкой. Иначе говоря, низкие заякоренные инфляционные ожидания.

Но напомню: когда в этих же странах была высокая инфляция, им тоже приходилось долго держать ставку высокой. К примеру, в США в начале 80-х годов ключевая ставка доходила до 19% при инфляции около 15%, и там ставка выше 10% держалась 3 года. Похожий опыт был и в других странах.

Зато потом, после того как эти страны с помощью высокой ставки побеждали высокую инфляцию, инфляция становилась устойчиво низкой, они долго пользовались плодами такой низкой инфляции. И в США, например, активный рост госдолга возобновился как раз после возвращения инфляции к цели – к 2%. И опять-таки низкие ставки стали возможны только благодаря снижению инфляции.

Что касается административного регулирования цен, это тупиковый путь. Он приводит только к дефициту, к черному рынку. И я думаю, что мы в этом уже убедились, и в том числе на собственном опыте.

Мы же стараемся добиться стабильного результата, чтобы спрос не обгонял возможности наращивания производства товаров, и ключевой ставкой как раз подстраиваем спрос к возможностям производства. И только это позволяет добиться по-настоящему устойчивой инфляции. Тогда и ставки в экономике будут подъемными.

ВОПРОС (НТВ «Деловые новости»):

На одной из прошлых пресс-конференций вы сказали, что высокая ставка – это эффективное лекарство. Сравнение оказалось настолько понятным, что хотелось бы продолжить. У врачей, например, есть шкала оценки боли: от 1 до 10. А что, если также оценить инфляцию в России? Пусть 1 – это будет легкая инфляция, а 10 – невыносимая. Такая шкала инфляционной боли от Центробанка. На ваш взгляд, в какой точке мы сегодня?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Вы знаете, у центральных банков все-таки есть своя шкала для инфляции. Низкая – это та, которую люди почти не замечают. Для России – это вблизи 4%. Но во многих странах устанавливают цель 2% и считают это низкой инфляцией.  4% в этих странах считали бы высокой инфляцией.

Но, конечно, есть разные оттенки высокой инфляции: от умеренно высокой, из которой мы сейчас выходим, до очень высокой, когда инфляция составляет десятки процентов. И инфляция, когда она очень высокая, мешает людям планировать. Она мешает экономике расти, и экономика сама по себе становится очень уязвимой к внешним шокам.

И что самое, наверное, опасное: такая высокая инфляция норовит перерасти в гиперинфляцию, когда цены могут расти и на сотни, и на тысячи процентов. И у нас такая высокая инфляция была в 1992 году, когда цены выросли более чем в 25 раз. К счастью, нам это сейчас не грозит.

Но если продолжать медицинскую аналогию, с которой вы начали, то, на наш взгляд, нужно еще время, чтобы убедиться, что то снижение инфляции, которое происходит, – это выздоровление, а не просто снятие симптомов.

ВОПРОС (РБК):

В более ранних коммуникациях Банк России отмечал значимый вклад укрепления рубля в сокращение инфляции, но при этом также указывал на то, что необходимо убедиться в устойчивости процесса укрепления рубля. При текущей ситуации, когда у нас рубль уже 7 месяцев подряд дорожает к доллару, можно ли говорить, что процесс укрепления рубля устойчивый, или это все еще малопредсказуемый параметр для ЦБ и разворот тренда может привести к раскручиванию инфляции и повлиять на дальнейшее решение?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Мы еще в июне сказали, что, по нашей оценке, основная часть укрепления рубля объясняется именно эффектами жесткой денежно-кредитной политики – это такой фундаментальный фактор.

Валютный курс, в принципе, можно рассматривать как самостоятельный фактор влияния на инфляцию, когда это следствие внешних условий, например колебаний экспорта.

Но укрепление этого года – это прежде всего проявление высоких рублевых ставок, жесткой денежно-кредитной политики. Другими словами, укрепление курса в той части, в которой оно вызвано денежно-кредитной политикой, – это одно из проявлений, один из каналов влияния нашей ставки на спрос, на инфляцию, а не какой-то отдельный дополнительный фактор, который может начать самопроизвольно двигаться или самопроизвольно исчезнуть.

Если, конечно, будет какое-то кардинальное ухудшение внешних условий такого масштаба, что оно будет мешать через этот валютный канал, через изменение курса достичь инфляции 4% в 2026 году, мы, конечно, будем готовы скорректировать траекторию ставки.

ВОПРОС («Российская газета»):

Вопрос связан с инфляционными ожиданиями, которые застряли уже не первый месяц на высокой отметке в 13%. Плюс наблюдаемая инфляция еще выше. И очень много людей вообще не верят в то, что крепкий рубль останется с нами надолго. Не опасается ли Центробанк в таких условиях столкнуться с новым витком инфляции прямо в процессе снижения ключевой ставки?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Мы будем снижать ставку таким образом, чтобы этого витка инфляции не произошло. Но, конечно, нас беспокоят повышенные инфляционные ожидания. Мы об этом говорим прямо. И мы ожидаем, что инфляционные ожидания будут снижаться вслед за устойчивым снижением инфляции, как это происходило постепенно в 2017— 2019 годах.

Если этого не будет происходить, то это просто нам уменьшит пространство для снижения ставки. Но в любом случае мы будем действовать так, чтобы этого витка не произошло.

А.Б. ЗАБОТКИН:

Указание на осторожность дальнейших решений по ставке, которое прозвучало в заявлении Председателя, – это отсылка в том числе и к тому, что мы, конечно, будем действовать с оглядкой на то, что происходит с инфляционными ожиданиями. По-другому быть не может.

ВОПРОС (газета «Хакасия», Абакан):

ДКП в мире проводят разную. Вот есть Турция, там ключевая ставка 46%, инфляция 35%. Есть Аргентина, там ключевая 29%, инфляция 40%. В России, как известно, все наоборот. Но вопрос, собственно, такой: учитываете ли вы опыт этих стран в нашей денежно-кредитной политике? И второй вопрос: а что будет, если мы радикально ставку снизим, например, в 2 раза? Какие риски для экономики это несет?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Мы, конечно, анализируем опыт других стран – как удачный, так и опыт борьбы с уже разогнавшейся инфляцией. И ваши примеры, которые вы привели, как раз полностью отвечают нашим и общепринятым подходам – что снижение инфляции происходит через поддержание высоких процентных ставок для сдерживания спроса при разогнавшихся инфляционных ожиданиях.

Но здесь несколько требуется уточнить факты. Жесткость политики, наверное, не очень корректно оценивать по разнице между ключевой ставкой сегодня и инфляцией за последние 12 месяцев. Годовая инфляция – это прошлое. Она говорит скорее о том, насколько жесткой или мягкой с учетом обстоятельств была политика в прошлые 12–18 месяцев.

Текущую жесткость более корректно оценивать на базе ожидаемой инфляции – ожидаемой населением, бизнесом. Или хотя бы сравнивать текущие темпы роста цен (месячные) с поправкой на сезонность в пересчете на год с ключевой ставкой.

И когда инфляция замедляется с высоких значений, то текущие темпы роста цен гораздо ниже годовых. Если пересчитать на год нынешние темпы, они гораздо ниже, чем за прошедший год, когда вначале были высокие темпы роста цен.

Так и у нас годовая инфляция сейчас больше 9%, а текущая 4–6% в зависимости от показателя.

Вот и в Турции, и в Аргентине сейчас текущий рост цен около 20% в пересчете на год, и это гораздо выше, чем у нас. Но это сильное замедление с тех пиков, которые у них были: с более 80% в Турции и с почти 300% в Аргентине (на этот уровень инфляция взлетала в 2023–2024 годах в результате смягчения ДКП и бюджетных дефицитов). И снижение инфляции началось только после значительного повышения ставки и бюджетной консолидации. И ставки в Турции – 43%, а в Аргентине – 29% также сильно выше текущей инфляции. Я уже сказала, она сейчас в этих странах около 20%. Но даже на этих примерах можно увидеть, что нет какого-то механического соотношения между ключевой ставкой и текущим темпом роста цен. И мы всегда говорили, и сейчас хочу повторить: денежно-кредитная политика определяется общеэкономической картиной.

Конечно, мы анализируем не только ошибки других стран, но и положительный опыт. Сейчас мы идем тем же путем, который в 80-е – в начале 90-х годов прошли все те страны, которые за последние 30–40 лет смогли удерживать бОльшую часть времени устойчиво низкую инфляцию.

Предложение просто снизить ставку, несмотря на инфляцию, на высокие темпы роста цен, приведет только к росту цен, и даже к инфляционной спирали. И на наш взгляд, этого ни в коем случае нельзя делать.

А.Б. ЗАБОТКИН:

И раз уж прозвучало предложение снизить в 2 раза, то это ровно то, что было проделано в Турции в 2021 году: ставка была снижена с 24% до 10%, притом без оглядки на то, что инфляция в тот момент была 10% и имела тенденцию к ускорению. Какой был результат? В 2023 году инфляция стала 85% и дальше пошла вниз только после того, как ставку подняли почти до 50%. Это отличный исторический опыт, который показывает, что ставка все-таки должна соответствовать уровню инфляции, инфляционных ожиданий, чтобы избегать таких эпизодов.

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Но вы абсолютно правы, что нужно изучать опыт других и не считать, что у нас как-то все сработает абсолютно по-другому и можно вот такие эксперименты делать безнаказанно для инфляции. Это не пройдет даром, и цена будет высокая.

ВОПРОС (Market Power):

В прошлом году мы были свидетелями того, насколько значимы изменения макропруденциальных лимитов для денежно-кредитной политики, поэтому мы бы хотели лучше понимать мотивацию Банка России в применении таких мер регулирования. Если пересмотр ключевой ставки, как правило, происходит в рамках определенного календаря и сопровождается такими обсуждениями, как сегодня, то изменение макропруденциальных нормативов носит скорее точечный характер. Не видите ли вы в этом информационную асимметрию? И как нам лучше понимать логику Банка России в применении макропруденциальных мер, на что ориентироваться нам в первую очередь?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Я хочу подчеркнуть еще раз различия в макропруденциальной политике и в денежно-кредитной политике. Мы не используем макропруденциальную политику в качестве поддержки либо замены денежно-кредитной политики. Это самостоятельная политика, ее цель – ограничить системные риски.

Другой вопрос, что, когда происходит кредитный бум, банки склонны не так консервативно оценивать своих заемщиков, их кредитоспособность, они больше готовы брать на себя риски. Это порождает риски как для граждан, бизнеса, так и для банков, и требует жестких макропруденциальных мер для того, чтобы ограничить такие риски.

Поэтому мы с помощью макропруденциальных мер ограничиваем кредитование граждан с высокой долговой нагрузкой, формируем буфер капитала у банков. Кстати, стали в этом году ограничивать и кредитование компаний с высокой долговой нагрузкой.

Что касается более системных подходов к макропруденциальной политике. Она в целом в международной практике достаточно молодая. Мы – та страна, которая, наверное, одна из немногих, кто очень активно применяет эти меры. И буквально не так давно, в мае, мы опубликовали доклад об основных подходах к проведению макропруденциальной политики и в нем подробно описали, как мы принимаем решения. И с этого года эти решения комплексно рассматриваются на специальных заседаниях Совета директоров, чтобы мы могли рассматривать все меры одновременно. Потому что, действительно, до этого мы рассматривали лимиты в одно время, надбавки – в другое. Мы теперь рассматриваем их комплексно.

Очередное заседание по макропруденциальным мерам состоится на следующей неделе. Но для того, чтобы действительно было больше предсказуемости в наших решениях по макропруденциальной политике, мы с 2026 года будем публиковать график заседаний Совета директоров по вопросам макропруденциальной политики. Так что той информационной асимметрии, о которой вы говорите, уже не будет.

ВОПРОС (канал «Деньги не спят»):

Вопрос касается рубля. На ваш взгляд, насколько рубль уязвим к расширению дефицита бюджета в условиях снижения ключевой ставки и в условиях того, что у нас происходят также и внутренние заимствования?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Чувствительность рубля к увеличению в целом государственных расходов, дефицита бюджета ограничена, причем независимо от способов его финансирования в наших условиях.

И в наш прогноз, в наше решение по ключевой ставке мы закладываем все факторы: деловую активность, внутренний спрос, денежно-кредитные условия, бюджетную политику, влияние ставки на курс. И оцениваем будущую траекторию ключевой ставки с учетом баланса всех рисков. Поэтому здесь никаких рисков не видим.

ВОПРОС (газета «Коммерсант»):

Можно ли говорить о том, что проинфляционный эффект ослабления рубля будет компенсирован увеличением бюджетных доходов и на самом деле на ДКП особенно влиять не будет?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Что касается влияния динамики курса, как я уже сказала, сам по себе как самостоятельный фактор мы его не рассматриваем. Это все-таки фактор, зависящий от нашей денежно-кредитной политики. И жесткая денежно-кредитная политика при прочих равных влияет на стабилизацию курса.

Конечно, мы при этом рассматриваем, как влияет бюджетная политика. Мы здесь исходим из тех параметров, которые уже озвучены Правительством.

Компенсирует ли одно другое? Я здесь не вижу никакой компенсации одного другим.

А.Б. ЗАБОТКИН:

Нет, в такой логике мы об этом не думаем.

ВОПРОС (газета «Московский комсомолец»):

Вопрос касается санкций. С 2014 года было на Россию наложено более 30 тыс. санкций. Часть из них коснулась финансового сектора. ЕС недавно ввел 18-й пакет, и в Брюсселе тут же начали обсуждать 19-й. Особенностью новых санкций стало то, что теперь это не просто отключение 22 новых банков от SWIFT, а запрет всех транзакций, то есть речь идет о дальнейшем ужесточении.

Хотелось бы узнать, насколько серьезен этот удар для финансового сектора России? За это время какие санкции оказались самыми тяжелыми для финансового сектора? И в свете обсуждения 19-го пакета: каких еще ударов по российской финансовой системе стоит ждать и готовы ли к ним денежные власти?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Я бы не стала рассуждать на тему, какие удары могут быть нанесены по финансовому сектору. Но мы видим, что финансовый сектор – это действительно один из фокусов для применения санкций, и эти санкции ужесточаются. То есть я не помню, чтобы у нас был год без ужесточения санкций за последние годы.

Поэтому мы всегда понимаем этот риск, знаем, что он есть. У нас есть и альтернативный прогнозный сценарий, кроме базового. В базовом сценарии мы предусматриваем, что в целом более-менее на одном уровне санкции. Понятно, что они меняются во времени. Поэтому у нас есть рисковый сценарий, где мы рассматриваем возможное ужесточение санкций.

Что я могу сказать в целом по оценке устойчивости финансового сектора к этим санкциям? Мне кажется, он уже практикой и опытом показал, что достаточно устойчивый. И мы проводим такую политику, чтобы эта устойчивость не снижалась. Это и макропруденциальные надбавки, и возвращение к тем банковским нормативам, которые были, оно идет по плану. Поддержание запаса капитала.

Хотя, вы знаете, банки иногда на нас жалуются (и, может быть, не иногда, а часто), что у нас жесткое регулирование. Но мы считаем очень важным поддерживать запас прочности банковской системы. Это, наверное, самое важное для того, чтобы справиться с любыми внешними шоками, будь они санкционные или со стороны мировой экономики.

В целом и сами финансовые институты прекрасно понимают этот риск, они тоже живут не в пустом пространстве, понимают, что этот риск есть, и свою политику по управлению риском выстраивают исходя из того, что такое возможно. Поэтому я считаю, что они вполне устойчивы к такого рода санкциям.

ВОПРОС (проект Bitkogan):

На прошлой пресс-конференции вы говорили, что динамика ВВП складывается ближе к нижней границе прогнозного диапазона. При этом Банк России прогноз по экономическому росту не поменял. Значит ли это, что Банк России с прошлого заседания стал позитивнее смотреть на экономический рост?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Мы действительно не поменяли в целом оценку ВВП по этому году. Мы видим, что, возможно, поддержку ВВП окажет и восстановление экспорта, добычи в связи с тем, что ограничения ОПЕК+ соответствующим образом поменялись.

Но я не помню, чтобы мы говорили о том, что мы ближе к нижней границе.

А.Б. ЗАБОТКИН:

Я тоже этого не помню. По-моему, мы говорили, что по состоянию на начало июня данные показывали, что II квартал шел несколько ниже краткосрочного прогноза на II квартал, опубликованного в Комментарии к прогнозу (после апрельского заседания. – Ред.).

При этом на начало июня, как вы помните, еще не было данных за май. Май был очень сильный.

Поэтому в целом II квартал на самом деле сложился довольно близко к тому, что предполагалось в апрельском раунде прогноза.

ВОПРОС (YouTube-канал «Елаховский»):

Повышение тарифов ЖКХ в начале июля привело к росту ИПЦ чуть менее чем на 1 процентный пункт. Интересно, насколько, по оценкам Банка России, конкретно этот скачок инфляции будет потом компенсирован сокращением расходов потребителей на другие категории товаров и услуг? Ведь, грубо говоря, оплата «коммуналки» гораздо труднее, чем покупка шоколадки.

И в качестве развития этой темы: в какой мере, по оценкам Банка России, регулярное ежегодное повышение тарифов будет мешать процессу заякоривания инфляционных ожиданий на пониженном уровне?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Наверное, нельзя говорить о полной нейтрализации эффекта от повышения тарифов на жилищно-коммунальные услуги за счет того, что могут сокращаться прочие потребительские расходы. Отчасти это действительно может произойти, так как уменьшится доля доходов, которая остается у людей после оплаты коммунальных услуг.

Однако при этом часть граждан, у которых есть накопления, могут снизить склонность к сбережениям: люди продолжат потреблять привычные товары и услуги за счет уменьшения объема средств, которые они откладывали или откладывают. Поэтому говорить здесь о том, в какой степени эта нейтрализация может быть, достаточно сложно. Но определенная может быть.

Вторая часть вопроса очень важна. Конечно, рост тарифов на ЖКХ повышает инфляционные ожидания, когда эти тарифы растут выше инфляции. Да, это не есть фактор, который способствует заякориванию инфляционных ожиданий. А незаякоренные и повышенные инфляционные ожидания – это тот фактор, который может заставлять держать ставку более высокой, нежели если бы инфляционные ожидания были заякорены и на более низком уровне.

А.Б. ЗАБОТКИН:

То, что мы всегда подчеркиваем, что если есть часть потребительской корзины, особенно такая весомая, как платежи за жилищно-коммунальные услуги, которая дорожает быстрее целевого уровня, то значит, остальная часть корзины должна будет дорожать несколько медленнее целевого уровня, чтобы общая инфляция была 4%.

ВОПРОС (проект Pro.finansy):

Сейчас многие, кто хочет взять ипотеку, ждут хороших ставок. И вот вопрос: на каком уровне большинство населения уже, скорее всего, будет начинать брать ипотеку? И на каком уровне ставки ЦБ вы прогнозируете, что мы вернемся к темпам ипотечного кредитования, как, допустим, 1,5–2 года назад?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Как я уже, отвечая на какой-то из предыдущих вопросов, сказала, люди берут ипотечные кредиты в зависимости от ситуации, в зависимости от трат и потребностей, от возможностей, от жизненных обстоятельств. Но если говорить о том, когда ипотека может значительно вырасти, в том числе без поддержки со стороны бюджета, без таких массовых дорогостоящих программ поддержки, я хочу напомнить период, когда у нас инфляция была около 4% – 2017–2019 годы. И у нас ипотека как раз стала очень активно развиваться в этот период. Ставки по ипотеке были около 8–9%, когда инфляция была около 4%.

Вернется ли ипотека к темпам последних 1,5–2 лет? Не думаю, потому что в последние 1,5–2 года рост ипотечного кредита был чересчур высокий, это был просто перегрев рынка, что приводило к тому, что цены на жилье росли очень быстрыми темпами. И по сути дела, во многих регионах доступность жилья не увеличилась, а уменьшилась, потому что людям приходилось брать гораздо бОльшие кредиты, пусть даже по низким ставкам, потому что стоимость квадратных метров возрастала. Сбалансированная динамика ипотечного кредита – это скорее темпы 2017–2019 годов, лучше ориентироваться на них.

ВОПРОС (журнал «Эксперт):

Сегодня и на Финансовом конгрессе вы отмечали, что на рынке труда фиксируется снижение остроты. В актуальном докладе «Региональная экономика» этот тезис тоже раскрывается: все больше предприятий выбывают из зарплатной гонки, но не потому, что тренд переломился (еще недавно, в мае, уровень безработицы опускался до 2,2%), а скорее потому, что, как отмечается в докладе, возможности переноса растущих издержек на оплату труда, в отпускные цены постепенно исчерпываются. Вот какой уровень безработицы в Банке России считают комфортным, таким, который бы обращал на себя меньше всего внимания при принятии решений по ставке? И насколько вероятно, что уровень безработицы до конца года преодолеет планку в 3%?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Мы не публикуем прогнозы по рынку труда, тем более у нас нет цели по безработице. Но, конечно, мы внимательно следим за состоянием рынка труда – это важный фактор, особенно сейчас, при принятии решений по денежно-кредитной политике.

При этом сам уровень того, что называют естественной безработицей, может меняться во времени по разным причинам. Но для нас, для нашей политики важно, чтобы ситуация на рынке труда соответствовала задаче достижения цели по инфляции 4%.

Что конкретно это означает? Качественно – это должен смягчиться дефицит кадров. Это означает, что рост зарплат должен прийти в соответствие с ростом производительности. Для нас это и есть критерий, что рынок труда пришел в норму.

При этом необязательно должна расти безработица, потому что какие-то отрасли закрывают свои потребности в спросе на кадры быстрее, какие-то медленнее, какие-то оптимизируют численность, идет переток кадров из одних компаний, из одних отраслей в другие. Но сейчас мы действительно видим снижение напряженности на рынке труда.

И как мы показали в том докладе, который вы упоминали, в последнем выпуске «Региональной экономики», там есть специальный раздел, посвященный рынку труда. Действительно, на 6 процентных пунктов выросла доля компаний, которые хотят оптимизировать численность.

Но на что я хотела бы обратить внимание: все равно большинство компаний не планируют это делать. В 2 раза больше число компаний, которые хотят расширять штаты. Раньше, наверное, это соотношение было еще больше, когда дефицит был больше, но и сейчас число компаний, которые хотят оптимизировать численность, в 2 раза меньше, чем число компаний, которые хотят численность увеличивать. Это те предприятия, которые расширяются, увеличивают производство благодаря высокому спросу на свою продукцию.

Но что мы особенно подчеркиваем в ответах на многие вопросы: нельзя по одной отрасли или по одному предприятию делать выводы по всей экономике. У нас выросла неравномерность в условиях структурных изменений: кто-то расширяет свои предприятия, производство, кто-то оптимизирует.

ВОПРОС (телеграм-канал Economikal):

Я бы хотел развить вопрос, который сегодня задавали первым, потому что мой интерес не удовлетворен. На прошлой неделе в «Блумберге» выходила статья о том, что якобы два банка из системно значимых обращались в Центральный банк за консультацией по поводу потенциальной капитализации в течение 12 последующих месяцев. Я не прошу комментировать эти слухи, мне бы хотелось услышать: что если вдруг банкам действительно понадобится рекапитализация, какие способы поддержки или инструменты есть у Центрального банка – это временное снижение нормативов или вхождение в капитал этих банков?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Вы не хотите, чтобы я комментировала эти слухи, но я еще раз скажу, что это слухи, которые ничем не обоснованы. Мне кажется, что просто кто-то нарочно нагнетает ситуацию.

Я уже объясняла, почему нет причин для тревоги, могу еще привести цифры. Потому что надо смотреть на цифры и на финансовые показатели. Банки устойчивы, зарабатывают, у них есть запасы капитала, это все позволяет им чувствовать себя вполне уверенно.

Но даже если предположить гипотетически – подчеркну, гипотетически – стрессовый сценарий, что кто-то из банков будет упираться в нормативы по капиталу, у них есть возможность управлять ситуацией без посторонней помощи.

Это в том числе снижение темпов роста кредитного портфеля. Если нет источников капитала, если низкоприбыльный банк и не может из прибыли увеличить капитал, значит, будет медленнее наращивать кредиты либо не будет наращивать. Будут наращивать другие, потому что запас капитала в целом в банковской системе существует. Какие-то банки могут просто медленнее расти.

В других случаях это может быть и продажа, секьюритизация кредитного портфеля в рынок. Это в принципе устоявшиеся, довольно стандартные процедуры. Мы держим руку на пульсе, но я не вижу никаких оснований, чтобы рассматривать поддержку государства в той или иной форме.

ВОПРОС (газета «Республика Татарстан»):

Во многих телеграм-каналах писали, что июльское повышение тарифов ЖКУ в среднем по стране оказалось бОльшим, чем анонсировалось. Основная причина в том, что в разных регионах повышение тарифов было разным, где-то оно достигало и 20%. Как Банк России учитывает разнородность такого повышения? Ведь это закладывается бизнесом в цены на свою продукцию и услуги. Население тоже очень чувствительно к таким резким скачкам. Не скажется ли это на повышении инфляционных ожиданий, не отразится ли на дальнейшем принятии решений по ключевой ставке?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Конечно, люди судят по инфляции во многом по цифрам в квитанциях на услуги ЖКХ, в квитанциях о квартплате. И если они растут, то люди ждут общего роста цен. Это сказывается на инфляционных ожиданиях. И я уже об этом говорила.

Почему нас беспокоят инфляционные ожидания? Они вполне материальны, хотя называются «ожидания». Потому что именно исходя из своих ожиданий о том, как будут в будущем расти цены, люди принимают решение о том, что им делать в настоящий момент: тратить, сберегать, если есть возможность, тратить больше, меньше.

Если люди не слишком склонны верить в снижение инфляции, в то, что это снижение инфляции всерьез и надолго, то это будет подстегивать рост цен. А это, конечно, сузит пространство для снижения ключевой ставки.

Что касается разнородности по регионам в росте тарифов ЖКХ, разнородность по регионам присутствует везде, это относится не только к коммунальным услугам, но и к росту цен на все остальные товары и услуги. И кстати, в «Региональной экономике» мы как раз и показываем, какая разная ситуация складывается в регионах.

Но в тех регионах, где больше внимания уделяют развитию конкуренции, развитию производства, мы видим, что в целом цены растут медленнее, в других растут быстрее. И мы не раз говорили, что на инфляцию влияет не только спрос, но и предложение товаров, создание условий для роста производства.

И еще один момент: чем меньше общий уровень инфляции (а мы ключевой ставкой воздействуем на него), тем меньше различия в росте цен по регионам. Когда у нас инфляция была около 4%, разброс между регионами по росту цен был меньше, чем сейчас. И с уменьшением, снижением инфляции этот разброс, на наш взгляд, будет снижаться.

А.Б. ЗАБОТКИН:

Пару фактов. Когда у нас инфляция была низкая, вблизи 4%, диапазон разброса между регионом с самой низкой инфляцией и регионом с самой высокой инфляцией для годовой инфляции был 3–3,5 процентного пункта. Сейчас он 7 пунктов. В 2022 году, когда была очень высокая инфляция, по году в целом он был больше 10 процентных пунктов.

Поэтому чем ниже инфляция, тем она равномернее.

ВОПРОС (проект Anna_finance):

Вы говорили на ПМЭФ о том, что ЦБ подготовил проект так называемого идеального IPO. Документ предполагает серьезную подготовку компаний к размещению, включая изменение качества и мотивации менеджмента. Мне очень интересно было бы узнать: как вам кажется, что является основным для готовности компаний к IPO, госкомпаний в первую очередь? И особо интересно ваше мнение о том, что нужно изменить в качестве работы и мотивации менеджмента.

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Что касается подготовки госкомпаний к IPO, важно понимание, что нужно будет сочетать интересы государства как контролирующего акционера с интересами новых частных акционеров-миноритариев. Частные акционеры-миноритарии заинтересованы в получении доходности не ниже рыночной. И в этом плане, конечно, менеджмент, особенно в госкомпаниях, играет особую роль. Менеджмент должен быть заинтересован в качественном размещении по адекватной цене, но он также должен быть заинтересован и в последующем росте капитализации компании.

Во всем мире для этого используется программа долгосрочной мотивации акциями. В России такие программы применяются либо у новых эмитентов, которые выходят на рынок, либо у некоторых крупных старожилов рынка. И это такие программы, которые дают менеджерам право при достижении KPI (определенных показателей эффективности) получать акции или вознаграждение или купить акции по цене ниже рыночной.

В компаниях с госучастием такие программы долгосрочной мотивации пока еще не могут применяться, потому что по постановлению Правительства переменная часть вознаграждения должна зависеть от операционных показателей эффективности и не может зависеть от капитализации. А нам надо как раз, чтобы менеджмент работал для того, чтобы это было привлекательно для инвесторов, для акционеров, чтобы менеджмент работал на повышение капитализации.

Может быть, вы знаете: Минфин предложил внести изменения в постановление Правительства, которое снимает этот барьер, для того чтобы госкомпании использовали такие программы долгосрочной мотивации. Мы это поддерживаем, и, на наш взгляд, это принципиально важно – создание, как вы сказали, мотивации менеджеров.

И конечно, очень важна готовность госкомпаний брать на себя обязательства по раскрытию информации. Инвесторам важно раскрытие информации не только в момент, когда они покупают акции на рынке. Когда компания становится публичной, она берет на себя ответственность за раскрытие информации. Конечно, важно вовремя распорядиться купленными акциями, для этого важно раскрытие информации.

Поэтому мы ведем с Правительством дискуссии, для того чтобы обеспечить необходимый объем раскрытия информации, важный для акционеров.

ВОПРОС (агентство «Рейтер»):

Для дальнейшей траектории ставки из внутренних факторов ключевым, похоже, является бюджет, и вы сегодня о нем в нейтральных формулировках говорили. Но все-таки вы, наверное, с Минфином ведете какие-то предварительные обсуждения? Стоит ли ждать осенью сюрпризов? Может быть, они все-таки консолидацию начнут? Как изменится цена отсечения в бюджетном правиле, что-то можете сказать?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Бюджетная политика – действительно очень важный фактор принятия решения. Напомню о наших принципах: мы всегда исходим из публично объявленных параметров бюджетной политики. Также неизменно подчеркиваем, что изменение бюджета может быть риском к нашему базовому сценарию, может потребовать корректировки траектории ключевой ставки.

Но при этом бюджетная политика – это не единственный параметр, который влияет. Мы все равно рассматриваем в комплексе влияние бюджетной политики.

Мы сюрпризов никаких осенью не ждем. Во всяком случае нам не известно о каких-то сюрпризах.

Я знаю, что сейчас многих беспокоит возможное снижение цен на сырье и, как следствие, недобор доходов. Но для денежно-кредитной политики важны не просто изменения в доходах и расходах, а изменение именно структурного первичного дефицита. Потому что просто расширение дефицита, связанное с более низкими доходами, значимо не влияет на оценку воздействия бюджетной политики на спрос и инфляцию. Этот эффект сглаживается действием бюджетного правила. Поэтому для нас самое важное – это, наверное, следование бюджетному правилу.

Является ли бюджетное правило устойчивым в условиях изменения внешней конъюнктуры? Это, конечно, требует обсуждения, в том числе по вопросам отсечки цены на нефть. Но, на наш взгляд, если его и менять, то, конечно, в сторону ужесточения, учитывая в том числе долгосрочные тренды на сырьевых рынках. Более низкая цена отсечения, конечно, обеспечит большую устойчивость к возможным внешним шокам со стороны энергетических рынков. Это важный показатель.

ВОПРОС (ГТРК «Белгород», Белгород):

Высокая ключевая ставка привела к замедлению инфляции, об этом говорит и статистика, и эксперты Банка России. Но в неформальном общении, особенно с бизнесменами, часто можно услышать скептические высказывания на предмет того, что на самом деле экономика еле держится и что снижение ставки – это не более чем политический ход. Можете это прокомментировать, так это или нет?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Конечно, есть много голосов, экспертных мнений в пользу снижения ставки, они вполне понятны. Но мы, кстати, не воспринимаем их как давление, и решение по ставке, как положено законом, принимаем самостоятельно, на основе собственного анализа текущей ситуации, прогнозов, рисков. И очень много для понимания происходящего нам дают опросы предприятий, встречи с бизнесом, которые мы проводим по всей стране. Эти встречи и опросы показывают, что действительно спрос замедляется.

Но ситуация неоднородная по секторам, есть сложности у компаний, которые в предыдущие периоды набрали долгов, может быть, не очень хорошо управляли своей долговой ситуацией. Но в целом мы ожидаем позитивных темпов роста. И поддержку компаниям оказывает высокий финансовый результат предыдущих лет, несмотря на некоторое сокращение нынешнего финансового результата.

Попытки давить на Центральный банк, чтобы он снизил ставку, несмотря на инфляцию, оказали бы экономике, по сути, медвежью услугу. Почему? Потому что если происходит такое настойчивое давление, то в обществе могут расти опасения, что Центральный банк снизил ставку не потому, что устойчиво снижается инфляция, а потому, что это сделано под давлением, а это значит, что инфляция все-таки будет выше. И особенно если параллельно звучат призывы к тому, что можно еще несколько лет пожить с более высокой инфляцией или со слабым курсом рубля.

Что в этом случае произойдет? А произойдет следующее: инфляционные ожидания дольше будут высокими, дольше будут незаякоренными, и это потребует от нас более длительного проведения жесткой денежно-кредитной политики. То есть такие попытки давления выльются, по сути дела, в более высокий уровень ставок.

Поэтому мы это воспринимаем как экспертное мнение. Но нам важно, что происходит в конкретных компаниях. Мы встречаемся, изучаем и финансовую отчетность, очень внимательно следим за тем, что происходит не только в целом по экономике, но и по отраслям и регионам.

ВОПРОС (газета «Ведомости»):

Сегодня вице-премьер Марат Хуснуллин сказал, что Правительство сейчас рассматривает инициативу депутатов дифференцировать ставки по льготной семейной ипотеке в зависимости от региона и количества детей. Что Банк России думает насчет дифференцированных ставок по льготной программе? И что вообще Банк России думает насчет изменения параметров этой программы?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Это компетенция Правительства. Мы не участвовали в последних обсуждениях, о каких параметрах дифференциации идет речь, я пока не знаю. В принципе, настройка программы и большая адресность с точки зрения семейной политики, с точки зрения региональной дифференциации – это возможно. Но, на наш взгляд, это должно происходить в рамках существующего объема льготных программ. Потому что само по себе расширение льготных программ приведет к тому, что нам придется держать более высокие ставки для всех остальных. На наш взгляд, если это обсуждать, то в рамках существующих объемов. 

ВОПРОС (проект InvestFuture):

У меня вопрос касается недавней громкой новости о продаже 5% «Совкомбанка» на «Авито». Мы уже знаем, что происходят странные случаи, когда маркетплейсы начинают заниматься финансовой деятельностью, и Центробанк здесь предупреждает о возможных рисках. А как вы относитесь к такому кейсу? Что вы вообще можете сказать? И можем ли мы гипотетически прийти к тому, что появятся подобные маркетплейсы, и это будет допустимо – продавать финансовые инструменты?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Вы знаете, одно дело – объявление о продаже, оно может размещаться где угодно. Хотя у нас есть и законодательство о рекламе, которое выставляет требования. Совсем другое дело – сама продажа. На финансовых платформах, так называемых финансовых маркетплейсах, уже сейчас можно приобрести облигации, паи ПИФов, но не акции.

И если вы имеете в виду перспективы именно организованных торгов на маркетплейсах, то для этого этим площадкам потребуется получить лицензию, соблюдать множество регуляторных требований. Здесь не должно быть никакого регуляторного арбитража.